Спросили меня, стоит ли читать Андрея Столярова.
Стоит, но при некоторых специфических условиях. Представьте себе ноябрь, мрак, ужас, глад, хлад и бурю. Градус экзистенциального ужаса в организме зашкаливает, не только из-за погоды, конечно, но и из-за остальных причин (людей, вещей). Теплое не греет, веселое не веселит, музыка-кино-любимые книги только бесят, от глинтвейна тошнит, камин засорился, кресло-качалка сломалась, моль сожрала клетчатый плед, рядом нет близкого существа, притом что полно народа, и все от вас что-то хотят, и завтра на работу к восьми. К семи. К шести. Утра.
И вот вы мееееедленно открываете "Сад и канал". Или например, "Ворона". Лучше "Ворона", конечно, если вы не в Питере. И неторопливо, спокойно, бестрепетно погружаетесь в глубины ужаса. И ваше "все плохо" становится таким маленьким, таким родным и привычным по сравнению с абсурдно-кошмарным пространством текста, что вам тут же становится хо-ро-шо!
Добавлю и этот коммент: Столяров от Лазарчука отличается тем, что у Лазарчука (раньше был) очень рваный текст. Как в стробоскопе вспышки мелькают, движения от них ломаные, тени страшные, ничего не понятно и неуютно.
А у Столярова все очень монолитно. Цельнолитой мир, больших форм. И весь этот стоунхедж, прости господи, постепенно.... неторопливо... неотвратимо наползает на тебя.
Стоит, но при некоторых специфических условиях. Представьте себе ноябрь, мрак, ужас, глад, хлад и бурю. Градус экзистенциального ужаса в организме зашкаливает, не только из-за погоды, конечно, но и из-за остальных причин (людей, вещей). Теплое не греет, веселое не веселит, музыка-кино-любимые книги только бесят, от глинтвейна тошнит, камин засорился, кресло-качалка сломалась, моль сожрала клетчатый плед, рядом нет близкого существа, притом что полно народа, и все от вас что-то хотят, и завтра на работу к восьми. К семи. К шести. Утра.
И вот вы мееееедленно открываете "Сад и канал". Или например, "Ворона". Лучше "Ворона", конечно, если вы не в Питере. И неторопливо, спокойно, бестрепетно погружаетесь в глубины ужаса. И ваше "все плохо" становится таким маленьким, таким родным и привычным по сравнению с абсурдно-кошмарным пространством текста, что вам тут же становится хо-ро-шо!
Добавлю и этот коммент: Столяров от Лазарчука отличается тем, что у Лазарчука (раньше был) очень рваный текст. Как в стробоскопе вспышки мелькают, движения от них ломаные, тени страшные, ничего не понятно и неуютно.
А у Столярова все очень монолитно. Цельнолитой мир, больших форм. И весь этот стоунхедж, прости господи, постепенно.... неторопливо... неотвратимо наползает на тебя.